От него идет тишина, в которой я так давно и глубоко нуждаюсь.

---

Si el viento te enreda el harapo,
si el frío te llaga las piernas,
no aflojes ni pares ni vuelvas,
ni esperes, gimas, corre, ¡corré!

---

Ничего не случилось. Земля была огромная, надежная, занятая жизнью и собой, прекрасная и простая.

Жизнь вдруг хлынула горлом - буквально отовсюду. Бежать бы в лес - сломя голову. Назад, к пням, сучочкам да струйкам солнца сквозь ветви сосен.
Люди люди люди люди люди

---

Друзья мои, я вас люблю. Какое же вам спасибо. Ну вы поняли.

---

фигня

какая четкость вдруг. не умирай без меня. что?.. как можно скучать по тому, кого никогда не касался? можно все. по всем направлениям. сколько прямых можно провести через одну точку?

---

И вдруг его охватывал страх. Расставаясь с Лизой, он начинал чувствовать себя не принадлежащим самому себе. Казань, семья, университет, наука, весь тот порядок вещей, который он устраивал годами, раскачивался, как во время землетрясения. Именно в эти дни он писал Лизе особенно холодные, сдержанные письма.

---

Ты мог бы не возвращаться к тому, что произошло между нами. Я верю тебе и — зачем притворяться — скучаю без нашей прежней, разумеется, дружеской близости. Но встречаться нам не надо, не надо. Ничего не вернется. Да и зачем?

Да, именно - раскачиваться. А я теперь физически не переношу качели-карусели. Встречаться не надо. Человечков, живущих в голове, для всякого рода общения хватит сполна на всего одну жизнь.

оба испытывали странное чувство выхолощенности, никуда не ведущего разбега, когда все, кажется, приведено в движение и с роковой неизбежностью проваливается в пустоту.
--------
Карновский не только никогда не испытывал чувства ревности, но с презрением относился к тем, кто страдал от этого чувства. Из его «теории свободной любви», о которой он полушутливо-полусерьезно писал и рассказывал Лизе, ревность, как «явление зоологическое», исключалось. Совместная жизнь, если в ней возникала потребность, понималась как «свобода вдвоем». Он шутил, что когда-нибудь на его могиле благодарное человечество воздвигнет памятник с надписью: «За сознательное отношение к любви». Теперь эта сознательность, столь же определенная, как прежде, почему-то перестала ему помогать.
_____
Когда Карновский работал в санитарной дружине, ему случалось слышать жалобы на сильную боль в отрезанной руке или ноге. Сравнение поразило его своей подлинностью. То, что он испытывал теперь, относилось к отрезанной, ушедшей в прошлое полосе его жизни. Но именно против этого-то и восставала его «не подлежащая рациональному контролю» душа. Каждый день, ложась в постель, он с изумлением, с досадой, почти с бешенством думал о том, что происходит или уже произошло в Петрограде.

И еще одно: он редко виделся с Лизой, но у него всегда было ощущение, что она где-то рядом, почти под рукой. Теперь она отдалилась, ушла в затененное, отгороженное от него пространство, точно обвела себя магическим кругом. И к ревности (он больше не обманывал себя) присоединилось ощущение пустоты, холода, бессмысленного мелькания связанных с ним людей и обстоятельств.
____
Но прежде это было нечто вроде пушкинского:

Она покоится стыдливо В красе торжественной своей.
А теперь ее красота стала уверенной и, так сказать, знающей себе цену. Во-вторых, опять-таки — Лиза. Дело в том, что она и внутренне изменилась. В ней появилось право располагать собой, то есть она как бы заработала самое себя, если можно так выразиться.

---

А ночами - все те же лица. А что если мы смотрим одни и те же сны?

У Фадеева новый альбом, ого. "Ножницы" не перепрыгнет.
Забавно слышать спетый на английском абсолютно русский такой мелоквадрат из 90-х.

Мирное утро.

@музыка: Googoosha

---

Terez Montcalm, ну наконец-то что-то любопытное.

@музыка: Terez Montcalm — Tell It Like It Is

---

Зовут его Иван Яковлевич Рейнгарт. Когда мы познакомились, он спросил: «Это имя вам ничего не говорит?» А когда я замялась, прибавил: «Не волнуйтесь, мне — тоже».

---

Б/у тренироваться невозможно. Попрыгать чуток - да, а какую-нибудь штуку поподнимать - уже нет. Вхожу в зависимость от тела. Другие ошущения, иной ответ на импульсы, чье оно? Кожный мешок с костями и жиром реагировал иначе, он не пружинил.

Вчера уже хотела обозначить R. большим разочарованием года, но пока попробую еще.
Езжу по дорогам. Реализую потребность хоть что-то полноценно водить.

Вчера С.: "мне нравится с тобой разговаривать, ты сохраняешь объективность, не встаешь на мою сторону, не защищаешь меня". Редкий комплимент. Да, сочувственно покивать я могу, но женской солидарности вроде "все мужики козлы" от меня дождешься редко. Сразу пытаюсь вчувствоваться в позицию обоих, вижу двух этих заряженных бычков на арене, но знаю, что никак нельзя сделать из них мышек. Женская солидарность вообще забавна. Впрочем, влезть в тесный контакт с другим двуногим и всю жизнь о нем распинаться - тоже та еще развлекуха.

---

Питер опротивел мне со своей суматохой, шумом, пестротой, электричеством, рычаньем и рефлекторами моторов, со своей спешкой, остротами и сменой беглых впечатлений. Близится пора белых ночей. Я устала от них, не могу собраться с мыслями, пока светло, и жду, когда можно зажечь лампу, чтобы заниматься. Весенняя опасная пустота! Больше всего самоубийств — в белые ночи. Хочется забраться куда-нибудь в глушь, в медвежий угол, не слышать ничего, не видеть, и хоть выспаться хорошенько. Устала я не от труда, а от борьбы с собственной душой. Не умею я применяться к жизни, все хочется приложить к ней свое, а это «свое», воспитанное в мечтах, слишком хрупко и разлетается на куски при первом же столкновении.

---

Потому что человек — это ком глины, это бренная плоть. И не надо идеализировать этот ком; надо понимать, что ты — только эта бренная плоть. А то, что в тебе есть — душа, всё это одушевляющее, — это надо долго расчищать и тщательно охранять. Все имманентные данности — это кровь, почва, глина, навоз. А то, что ты из этого сделал — вот это и есть человек.

---

Оо. Я вернулась. Почти месяц с одним и тем же плейлистом, разрази меня гром. Начинаем догонять.

Тот, кого более не интересуют ни грехи, ни добродетели; кому безразличны богатство, долг и удовольствия; кто свободен от страха согрешить, безразличен как к мелочам, так и к важным делам, кому все равно удовольствие или горе - тот уже реализовал себя

---

Встречая пороки людей, он говорил: «Таков порядок природы — такие люди по необходимости должны так действовать. Желать, чтобы было иначе, это все равно, что желать, чтобы фиговое дерево давало не свои плоды».

Да, а благо ближнего не есть константа, как и наше собственное. "Если надо причину - то это причина".

---

второй день б/у, а меня все прет. откуда берется-то?

---

ерунда

Вчера было три "первых" пары. Ощущения - как на первом групповом занятии по импровизации или сольфеджио. (Университет был еще дальше, не дотянусь). Очень смешанные. Я как-то свободнее стала общаться с новыми людьми. Оказывается. Видимо, когда ты не загнан обстоятельствами в ситуацию вынужденного ежедневного общения (с одними и теми же лицами), то и качество, и восприятие контакта меняется.
Всей партой ели мой контейнер с треской. И познавали анатомию. Легкий ужас от объема информации. Начала заполнять рабочую тетрадь, отменив встречу. Сбегала в театр. А они живые...и светятся. Получила удовольствие и удар тепла - в конце. Лию хотела увидеть с детства. Вяло, пассивно. Такое хотение...необязывающее. Теперь все такие. Или почти.
Н. снилась. Я и во сне сбежала. Проснулась с чувством вины. Но написать - значит раскрутить очередной драматический виток. Пусть лучше я буду плохой для других, чем для себя.

Наиль вчера: "Неужели у тебя не бывает в магазине жуткого желания купить что-то сладкое? Вот идешь ты мимо полки с булочками...". Тут я вспомнила, как сеньор оттаскивал меня от полки с тортом "Сказка", шоколадным маслом, мороженым с пингвинами... Нда, если мне пару раз присесть - и центр вселенной уже раздувает, что там торт. Пожалуй, странный финансовый режим последних лет меня перепрошил. Бытие определило сознание. И мысли нет давно, но я не старалась, она просто отвалилась за то время, пока я ходила и брала только крайне насущное да по акции. Раз уж и сигареты отвалились, что говорить про любимые чипсы. Хотя нет, вру, сознание тоже постаралось. Не помню уже, как это случилось. Все всегда начинается экспериментом. Перепрограммированный рацион так облегчает жизнь, уже не надо бродить по магазу у с мыслями "чего бы взять", маршрут всегда одинаков. Впрочем, разглядывать (но уже в рамках определенных прилавков), читать, изучать - это могу долго. Особенно в других городах. Навезла вот из Пскова хлеба, урбеча...Вкусный хлеб мне покупать нельзя, как и вкусный сыр. Про арахисовую пасту молчу. В общем, дома лучше не держать ничего, кроме овощей, курицы, орехов и мате.
Вообще необычно наконец говорить с людьми, занимающимися в данный период времени тем же. Я же почти год об этом молчу или потрескиваю буквенно. Только наблюдаю других или делаю сама. А тут я будто внутри инстаграма. Забавно.

Мы ищем удовольствия, потому что оно отражает блаженство и радость, живущую в нашей изначальной природе. Удовольствие чувств - это образ Сущего. Но когда достигается бесконечное блаженство, просто удовольствие - больше не имеет смысла.

---

Быть может, нет в истории ничего трогательнее, чем тяготение друг к другу, бескорыстная духовная связь, соединяющая мыслителей, разделенных веками.

---

Я чувствовал себя молодым, бодрым, сильным, как никогда. Под отвесными лучами солнца надо было подниматься по раскаленной каменной лестнице между раскаленными стенами. Но это были те самые ступени, по которым шествовали в Акрополь панафинейские праздничные феории.
И когда двери закрылись, мне показалось, что все мое прошлое, все прошлое человечества, все двадцать болезненных, мятущихся и скорбных веков остались там, позади, за священной оградой, и ничто уже не возмутит царящей здесь гармонии и вечного покоя. Наконец-то настало в жизни то, для чего стоило жить! И странно: как во всех очень важных, единственных обстоятельствах жизни, мне казалось, что я все это уже где-то и когда-то, очень давно, видел и пережил, только не в книгах. Я смотрел и вспоминал. Все было родным и знакомым.
Я чувствовал, что так и должно быть и не может быть иначе, — и в этом была радость.
Я всходил по ступеням Пропилей, и ко мне приближался чистый, девственный, многоколонный на пыльной побледневшей лазури полуденного неба, несказанно прекрасный — Парфенон…
Я вошел, сел на ступени портика под тенью колонны. Голубое небо, голубое море и белый мрамор, и солнце, и клекот хищных птиц в полдневной высоте, и шелест сухого колючего терновника. И что-то строгое и сурово божественное в запустении, но ничего печального, ни следа того уныния, чувства смерти, которое овладевает в кирпичных подземельях палатинского дворца Нерона, в развалинах Колизея. Там — мертвое величие низвергнутой власти. Здесь — живая, вечная красота. Только здесь, первый раз в жизни, я понял, что такое — красота. Я ни о чем не думал, ничего не желал, я не плакал, не радовался — я был спокоен.
Вольный ветер с моря обвевал мое лицо и дышал свежестью.
И не было времени: мне казалось, что это мгновение было вечно и будет вечно.

Только начала, но градус удовольствия уже попер.
Надо бабике скинуть. Это точное описание ее эмоций, когда мы привезли ее в Италию - страну-мечту ее жизни. Особенно после ее взлета по винтовой лестнице на купол Сан-Марко, и лишь потом сообразила, что ее туда будто тащила какая-то сила.

---

"Острова в океане". Сегодня хорошо идет. Надо прочитать.

---

Рядом встает человек внушительного роста. Внезапно набегает ощущение, будто или он, или я, или мы стояли тут всегда. Человек абсолютно незнакомый. Поворачивается, а меня вдруг подмывает ему это сообщить. Но тут оказывается, что это можно только невербально. Не знаю, удалось ли.

Забавно как мозг интерпретирует "нашу" текстовую и визуальную "встречу" как таковую. Будто полдня провели вместе, будто общение. А фактически я была дома, да и ко мне никто не заходил.

И когда двери закрылись, мне показалось, что все мое прошлое, все прошлое человечества, все двадцать болезненных, мятущихся и скорбных веков остались там, позади, за священной оградой, и ничто уже не возмутит царящей здесь гармонии и вечного покоя. Наконец-то настало в жизни то, для чего стоило жить! И странно: как во всех очень важных, единственных обстоятельствах жизни, мне казалось, что я все это уже где-то и когда-то, очень давно, видел и пережил, только не в книгах. Я смотрел и вспоминал. Все было родным и знакомым.