Как здесь холодно вечером, в этом безлюдном саду,
У квадратных сугробов так холодно здесь и бездомно.
В дом, которого нет, по ступеням прозрачным взойду
И в незримую дверь постучусь осторожно и скромно.
На пиру невидимок стеклянно звучат голоса,
И ночной разговор убедительно ясен и грустен.
— Я на миг, я на миг, я погреться на четверть часа.
— Ты навек, ты навек, мы тебя никуда не отпустим.
— Ты все снился себе, а теперь ты к нам заживо взят.
Ты навеки проснулся за прочной стеною забвенья.
Ты уже на снежинки, на дымные кольца разъят,
Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья."
___
И откуда во мне раньше было столько слов?..
Человек, которому нет места на этой земле.
Помнишь нашу первую смерть?
В тот год нас собралось как никогда много, мы даже не могли ночевать в доме - и нам стелили на веранде. Той, где теперь...
И вдруг умер Толик, живший как раз посередине деревни. У его дома стоял (а теперь лежит) большой стол, увитый виноградом, за которым молодежь (впрочем, "взрослая" молодежь - мы еще в нее не попадали) до ночи играла в карты. Совсем молодой еще мужик. Мы лежали и пытались это оговорить, осознать. Эти еловые ветви по всей (единственной в деревне) дороге, поздненочные поминки, отголоски которых еще были слышны.
Софья подумала, что ведь и его тоже
нет и никогда не будет, ей теперь всегда жить одной, на сквозняке, и тогда
зачем же все это, что было сегодня? Трудно, ступенями, она стала набирать в
себя воздух; она, как веревкой, дыханием поднимала какой-то камень со дна.
Она шла мимо еще не замерзших черных канав, мимо заборов из кровельного железа, ей было зимне, пусто. На Малом против церкви стоял такой же пустой с выеденными окнами дом. Софья знала: в нем уже
никогда больше не будут жить, никогда не будет слышно веселых детских голосов.
Первая неделя без кошмаров. Посмотрим.
Снова изоляция, теперь уже более законченная, оформившаяся. В прошлом году она была скорее навязанной и, в общем-то, делимой.
Теперь остается лишь изучать границы возможностей без. Чертово стадное животное. Ходи себе, нюхай свои эвкалипты да смотри в небо, чего тебе еще здесь надо?
Ты не представляешь, как меня перетряхивает, когда ты вдруг присылаешь неважно что. Раз в пару недель.
В молодости у меня душа горела высказаться, я все боялась упустить волну, уносящуюся от меня и несущую меня к другому, я все боялась больше не любить: ничего больше не познать. Теперь я уже не молода и научилась упускать почти все — безвозвратно.
Иметь все сказать — и не раскрыть уст, иметь все дать — и не раскрыть ладони. Сие — отрешенность, которая именуется Вами мещанской добродетелью и которая — мещанская ли, добродетель ли — есть главная пружина моих поступков1. Пружина? — этот отказ? Да, ибо для подавления силы нужно бесконечно большее усилие, чем для ее проявления — что не требует никакого. В этом смысле всякая органическая деятельность есть вещь пассивная и всякая зрячая пассивность — действенная (излияние — подпадание, подавление — повелеванне). Что трудней; сдерживать скакуна или дать ему ходу, и коль скоро мы — тот же скакун — что из двух тяжче: сдерживаться или дать сердцу волю? Дышать или не дышать?
— Одиночество... Нехорошо человеку быть одному... это так. Семья, как известно, — одна из форм разделения труда. Одному непосильно нести в себе все содержание жизни, помнить все, что с ним происходит, отвечать за все, что его касается. Человеку необходимо знать, что есть какие-то области жизни — его собственной, — в которых он имеет право не принимать решений. Пусть это будет меню завтрашнего обеда.
_________________
Постепенно мы оборвали все связи, какие только бывают, — бытовые, чувственные, умственные, даже связи привычки. Она потеряла мою любовь, и свою, конечно, но власть сохранила и тогда. Потому что за моей злобой, за равнодушием — довольно искренним — она чуяла глубоко сидящую слабость, скрытый узел не до конца истребленных ожиданий. Меня до ярости раздражало это наваждение — неизвестно чего ожиданий от женщины, которая не нужна. Потом я понял... Одолевало меня бессмысленное ожидание, что кто-то — то есть она, больше некому — когда-нибудь что-то сделает за меня, возьмет на себя какую-то часть моей жизни. Что, может быть, можно будет хоть что-нибудь не решать; например, куда девать старое пальто, которое второй год без толку висит в передней.
Ненужная была нужнее всех, потому что только она была моим неодиночеством, вернее, иллюзией или, пожалуй, чистой абстракцией моего неодиночества, то есть разделенной жизни.
_________
— Я хочу не невозможного. Подумаешь — невидаль. Все хотят невозможного. Я хочу алогического. Хочу, чтобы именно она, но совсем другой, была бы со мной, который был бы совсем другим. И этот алогизм мучит, как самая трезвая реальность.
Доступ к записи ограничен
Слушай, какие страшные дни. Стремные. Днём и ночью. Так худо давно не было. Я у В и Н. Все жду, когда ты откроешь скайп, чтобы рассказать тебе эти квесты. Как это я сюда попала? Вот же мы натворили, но ведь мы скоро посмеёмся и над этим. Я не могу пробиться к корню той мысли, что в скайп теперь незачем. Снимать и посылать некому. Каждое утро мате пить тоже не с кем. Это как-то слишком.
Жму твою шапку к носу, делаю усилие, выть нельзя, снова нельзя, нет никого, но есть, и нельзя.
Приходи уже в скайп! Ты не пркдставляешь, как мы разбомбили дом в те страшные дни.
Вчера вывезли 10 мешков мусора. Ничего, ерунда. Там был такой погром.
Когда я выкидывала одеяло на крыльцо, когда мы в полутьме собирали по полу воду и тебя поднимали, я уверена была, что мы потом опять посмеёмся.
Неделю назад я была уверена, что сюда больше никогда, никогда. И вот я здесь. А ты нет.
Пробую упереться в эту мысль. Рассыпается. Буквально сразу валит в нок-аут. Хотела с лупой, рассмотреть, анализ, но - нет. Не впитывается, не всасывается, только бьет. Совсем-совсем свободна?
А утром...Утром, пока я шла через мост и далее, такое творилось, такое...Я лежала грудью на твоей спине (люблю отчего-то именно сзади вот так вот - накрыть собой, и по пальцам перечесть, сколько раз я на самом деле это делала), а ты играла. Кажется, я подпевала, и неплохо. Затем пыталась подбежать пальцами к твоим, потыкалась тупо-неумело, оставила.
Это было круче всего.
Весь день не замечала окружающего, когда в башке такое. Как будто не прошло 16 лет. Каждый спасается как умеет.
А раньше был юноша в лифте. Какой-то красивый.
Весь день очень чувствительна и очень люблю.
А ты в весне. Тебе совсем не до меня.
Поэтому я все выдумываю.
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: «Довольно!»
Почти не покидаю транса, подумала я, внезапно застряв за разглядыванием складки на синей бахилле, которую дооооолго, медленно надевала на ботинок. Мелкие урывки того, что вламывается в этот транс- стараюсь быстренько проскочить, чтобы в не снова поудобнее усесться. Что бы ни делала. Давно. Это единственный способ пребывать здесь, не ранясь. Не слишком травмируясь.
Отсюда полное несхождение. Не могу говорить о будущем. Кругом все в будущем, а я сижу себе в самом сейчас.
Вчера также разглядывала полощащееся в ворсе ковра солнце. Оно так трепыхалось, я надолго замерла. Кому-то это - диво, вдруг оторвавшее от дел. Мне - дело.
Отсутствие — лучшее лекарство от забвения, лучший же способ забыть навек — это видеть ежедневно.
Поэт — человек, у которого никто ничего не может отнять и потому никто ничего не может дать.
Ты нужна мне. Хотя бы в моей голове.
Бессемёнов (быстро). Ты... ты почем знаешь?
Тетерев. Он не уйдет далеко от тебя. Он это временно наверх поднялся, его туда втащили... Но он сойдет... умрешь ты, -- он немножко перестроит этот хлев, переставит в нем мебель и будет жить, -- как ты, -- спокойно, разумно и уютно...
Перчихин (Бессеменову). Видишь? Чудак! Горячка! Человек тебе добра желает... ласковые слова говорит для твоего покою... а ты -- орешь! Терентий -- он, брат, мудрый человек...
Тетерев. Он переставит мебель и -- будет жить в сознании, что долг свой перед жизнью и людьми отлично выполнил. Он ведь такой же, как и ты...
Перчихин. Две капли воды!
Тетерев. Совсем такой... труслив и глуп...
Перчихин (Тетереву). Постой! Ты что?
Бессемёнов. Ты... говори, а не ругайся... как смеешь!
Тетерев. И жаден будет в свое время и так же, как ты, -- самоуверен и жесток. (Перчихин удивленно глядит в лицо Тетерева, не понимая -- утешает он старика или ругает его. На лице Бессемёнова -- тоже недоумение, но речь
Тетерева интересна ему.) И даже несчастен будет он вот так же, как ты теперь... Жизнь идет, старик, кто не поспевает за ней, тот остается одиноким...
Перчихин. Чу? Слышишь? Стало быть, -- все идет, как надо... а ты сердишься!
Бессемёнов. Постой, отвяжись!
Тетерев. И так же вот несчастного и жалкого сына твоего не пощадят, скажут ему правду в лицо, как я тебе говорю: "Чего ты ради жил? Что сделал доброго?" И сын твой, как ты теперь, не ответит...
Бессемёнов. Да... ты вот говоришь тут... ты всегда складно говоришь! А что в душе? Нет, я тебе не верю! И -- все-таки -- съезжай с квартиры! Будет... терпел я вас -- довольно! И ты тоже... многое тут внушил... вредное мне...
Тетерев. Эх, кабы я! Но нет, не я... (Уходит.)
И вдруг сегодня услышала в ком-то тебя. Голос похож.
Какая сокрушительная поездка. Будто бы стоило пять раз пытаться сюда прилететь, чтобы.
Чертово число Данбара, почему вечно эти другие обезьяны, почему нельзя совсем без?
Елена (задумчиво). Воображаю, как на него это подействовало!.. (Пауза.) Когда я... когда мне случается видеть... что-нибудь подобное этому... я ощущаю в себе ненависть к несчастью...
Тетерев (улыбаясь). Это похвально...
Елена. Вы понимаете? Так бы вот схватила его, бросила себе под ноги и раздавила... всё, навсегда!
Тетерев. Несчастье?
Елена. Ну, да! Я его не боюсь, а именно -- не-на-ви-жу! Я люблю жить весело, разнообразно, люблю видеть много людей... и я умею делать так, чтобы и мне и тем, кто около меня, жилось легко, радостно...
Тетерев. Паки похвально!
Елена. И -- знаете что? Я вам покаюсь... я очень черствая... такая жесткая! Я ведь и людей несчастных не люблю... Понимаете -- есть такие люди, которые всегда несчастны, что хотите, делайте с ними! Наденьте на голову такому человеку вместо шляпы -- солнце, -- что может быть великолепнее! -- он все же будет ныть и жаловаться: "Ах, я так несчастен! я так одинок! Никто не обращает на меня внимания... Жизнь темна и скучна... Ох! Ах! Ой! Увы!.." Когда я вижу такого барина, то чувствую злое желание сделать его еще более несчастным...