В страшной, в никогда еще небывалой тоске, я закрываю глаза. И медленно и плавно комната начинает поворачиваться и падать одним углом. Угол опускается глубже, проползает подо мной, лезет подо мной, лезет позади меня вверх, появляется надо мной и снова, но уже стремительно падает. Я раскрываю глаза, комната вонзается на место, сохранив свое кружение в моей голове. Шея не держит, голова моя обваливается на грудь, повертывает комнату вверх ногами. -- Что они сделали, что они сделали со мной, -- шепчу я и потом, бессмысленно помолчав, еще говорю: -- что ж, я пропал. Но уже хитрый бесенок, тот самый, который -- (если только к нему прислушаться) -- даже самые радостные чувства отравляет сомнением, -- а самое ужасное отчаяние облегчает надеждой, -- этот хитрый, ни во что не верящий бесенок мне говорил: -- все твои слова это театр, все это только театр; пропасть ты не пропал, а ежели тебе худо, так одевайся и иди на воздух: здесь тебе сидеть нечего.

Нравится мне его подбор слов.

---

еше одним униженным и оскорбленным больше

---

Таковы были мои отношения к людям, такова была эта раздвоенность, -- с одной стороны, влюбленное желание обнять весь мир, осчастливить людей и любить их, -- с другой бессовестная трата трудовых грошей старого человека и безмерная жестокость к матери. И особенно странным здесь было то, что и бессовестность эта и жестокость нисколько не противоречили этим моим влюбленным позывам обнимать и любить весь живой мир -- как будто усиление во мне, столь необычных для меня, добрых чувств - в то же время помогало совершать мне жестокости, к которым (отсутствуй во мне эти добрые чувства) -- я не счел бы себя способным.(с)

---

Все. Полугодовые скитания прекращаю. Зима, я двигаюсь еще медленнее. Как хорошо дома. Скоро уж год, а я все еще радуюсь тому, что все утро провожу дома. До сих пор это кажется чудом.

@музыка: Tony Bennett - Lover

---

Для влюбленного мужчины все женщины -- это только женщины, за исключением той, в которую он влюблен: она для него человек. Для влюбленной женщины все мужчины -- это только человеки, за исключением того, в которого она влюблена: он для нее мужчина. Такова была та невеселая правда, в которой я все больше и больше уверялся, по мере длительности моих отношений с Соней.


Я понимал, что влюбленность -- это такое чувство, которое должно все время расти, все время двигаться, что для своего движения оно должно получать толчки подобно детскому обручу, который, как только теряет силу движения и приостанавливается, так тотчас и падает. Я понимал, что счастливы те влюбленные, которые, в силу враждебных им людей или неудачливых событий, лишаются возможности часто и подолгу встречаться. Я завидовал им, ибо понимал, что влюбленность их растет за счет тех препятствий, которые возникают между ними. Встречаясь с Соней ежедневно, оставаясь с нею беспрерывно много часов, я, как только умел, старался развлекать ее, но слова, которые я говорил ей, нисколько не способствовали ни росту наших чувств, ни духовному меж нами сближению: мои слова заполняли время, но не использовали его. Получались какие-то пустые, незаполненные минуты, которые особенно тяжело нависали над нами, когда мы садились на cкамейку, оставаясь совершенно одни, и невольно побуждаемый страхом, что Соня заметит и почувствует тоскливые мои потуги, -- я заполнял поцелуями эти все чаще и чаще случавшиеся пропуски недостающих мне слов. Так случилось, что поцелуи заместили слова, переняв на себя их роль нашего сближения, и совершенно так же, как слова, по мере сближающего знакомства, становились все откровеннее и откровеннее. Целуя Соню, я от одного сознания, что она любит меня, испытывал слишком нежное обожание, слишком глубокую душевную растроганность, чтобы испытывать чувственность. Я не испытывал чувственности, будучи как-то не в силах прободать ее звериной жестокостью всю эту нежность, жалостливость, человечность моих чувств, -- и невольно во мне возникало сравнение моих прежних отношений с женщинами с бульваров и теперь с Соней, где раньше я, испытывая только чувственность в угоду женщине изображал влюбленность, а теперь, испытывая только влюбленность, в угоду Соне изображал чувственность.(с)

Мне тяжело, мне горько подумать, и все же я знаю, что это мое последнее письмо к тебе. Ты ведь знаешь, что с того самого вечера (ты знаешь, какой я думаю) между нами установились очень
тяжелые отношения. Такие отношения, раз начавшись, уже никогда не могут вернуться и стать прежними, и даже больше того: чем дольше длятся такие отношения, чем настойчивее и та и другая сторона пытаются ложью изображать прежнюю близость, тем сильнее чувствуется та ужасная враждебность, которая никогда не случается между чужими, а возникает только между очень близкими друг другу людьми. При таких отношениях достаточно, чтобы один сказал бы другому правду, всю правду, понимаешь ли полную правду, -- и сейчас же эта правда обращается в обвинение.

Ты знаешь, -- я ухаживала за тобою в тот вечер, как умела, я приносила тебе то воду, то мокрое полотенце, я была нежна с тобою, но все это была уже ложь. Я уже думала о тебе в третьем
лице, в моих мыслях ты стал для меня "он", думая о тебе, я уже не обращалась к тебе непосредственно, а будто говорила о тебе с кем-то другим, с кем-то, который стал мне ближе, чем ты, и этот
"кто-то" -- был мой разум. Так я стала тебе чужой. Но тогда, ночью, я лгала, я не сказала, не могла сказать тебе правды, которую пишу теперь: я была оскорблена. Когда один человек оскорбляет другого, то оскорбление всегда бывает двух родов: умышленное или невольное. Первое не страшно: на него отвечают ссорой, ругательством, ударом, выстрелом, и, как бы это ни было
грубо, это всегда помогает, и умышленно нанесенное тебе оскорбление смывается легко, словно грязь в бане. Но зато ужасно оскорбление, которое тебе нанесли не намеренно, а невольно, совсем не желая этого: ужасно именно потому, что, отвечая на него ругательством, ссорой, или даже просто выказывая его внешней обиженностью, ты не только не ослабляешь, а напротив уже сама себя оскорбляешь до невыносимости. Невольно нанесенное оскорбление тем-то особенно и отличается, что не только нельзя на него отвечать, а как раз напротив, нужно изо
всех сил показывать (а это ох как тяжко), будто ничего не замечаешь. И вот поэтому-то я тебе ничего не сказала и лгала.

---

"Роман с кокаином" сегодня тормозит развитие активной фазы дня. Доброе утро )

---

Всю неделю над мелкой поживой
Задыхаться, тощать и дрожать,
По субботам с женой некрасивой,
Над бокалом обнявшись, дремать,

В воскресенье на чахлую траву
Ехать в поезде, плед разложить,
И опять задремать, и забаву
Каждый раз в этом всем находить,

И обратно тащить на квартиру
Этот плед, и жену, и пиджак,
И ни разу по пледу и миру
Кулаком не ударить вот так,-

О, в таком непреложном законе,
В заповедном смиренье таком
Пузырьки только могут в сифоне -
Вверх и вверх, пузырек с пузырьком.
_____
Вчера включила LZ - и будьте-нате, и тут тухло, захотелось их ускорить. Переключила на AС DC. Не нравятся мне это ))

---

Каждый день нужно делать что-то неожиданное, чтобы не устроить из повторения привычных действий стенку, прочно отгораживающую тебя от Бога

Ну и вот: была в кино, да еще на первом сеансе, будто школьница. Какая сказочная хуйня этот ваш Доктор Стрендж. Лучше бы спала )
Еще и Л. позвала с собой. Мне всегда везло на странных персонажей. Кажется, напугался моим сарказмам и впал в агрессивную защиту. Или напрочь не умеет общаться. Но это может быть интересно только при густой начинке. А тут - трогательно и скучно до безумия. Скучаю.

---

какая вдруг мгла все накрыла, уютнейше

затишье перед бурей. тишина стоит столбом

вчера были с немцем на джаз-бранче. вовремя я затеяла просмотр "Джаза", это меня - темного тупого склеротана - прямо-таки спасло.

я считаю, что литература гораздо больше говорит о реальности, чем газета. Литература имеет дело с тенденциями, она их видит и из них делает материал для вечности. Я вообще больше верю литературе, чем газете. Газета растворяется в пёстрой пустоте, газета не видит силовых линий, она поверхностна. А литература — это тот магнит, который располагает опилки правильный образом, и сразу обнажаются силовые линии. Так что я считаю, что литература — вообще главный источник нашего знания о мире.

---

"Человек-слон" - *(

---

Снова зашли в особняк Рябушинского. Как иначе все, будто освободили на диске системной памяти - и программы снова задвигались. Тогда было совсем не до модернов.

"Самый гадкий образец декадентского стиля. Нет ни одной честной линии, ни одного прямого угла. Все испакощено похабными загогулинами, бездарными наглыми кривулями. Лестница, потолки, окна - всюду эта мерзкая пошлятина. Теперь покрашена, залакирована и оттого еще бестыжее", - так писал К. Чуковский в своем дневнике об этом здании.

---

Диапазо́н от др.-греч. διὰ πασῶν (χορδῶν — через все (струны). Диапазон — интервал значений какой-либо величины.

Масшта́б — в общем случае отношение двух линейных размеров. Во многих областях практического применения масштабом называют отношение размера изображения к размеру изображаемого объекта.

Диапазон человека

---

Я теперь не бываю ни счастлив, ни несчастен.
Все просто проходит мимо.
В так называемом "человеческом обществе", где я жил до сих пор, как в преисподней, если и есть бесспорная истина, то только одна: все проходит.

---

поймала в башке забавную мысль: соскучилась по Ницше. ) кучу лет и времен не трогала.
_______
если корицу насыпать сразу, вместе с кофе, а не сверху, в качестве декора, то получается такой корично-кофейный приятный напиток. а сверху молоком догасить кислоту.

---

но ябрь

Будь проклята эта всечеловеческая взаимная задолженность, которая не желает отказаться от гроссбухов и счётов. Я хотел бы быть свободным, как ветер; и вот имя моё значится в долговых книгах всего мира.
_____
Ступай! Пусть течёт! Я сам весь протекаю. Да! Течь на течи; весь полон худыми бочонками, и все эти худые бочонки едут в трюме худого корабля; положение куда хуже, чем у «Пекода». И всё-таки я не останавливаюсь, чтобы заткнуть свою течь; ибо как её найти в глубоко осевшем корпусе, да и можно ли надеяться заткнуть её, даже если найдёшь, в разгар свирепого шторма жизни? Старбек! Я приказываю не вскрывать трюма!
_____
West End Blues
_____
Последний Сплин. Много однообразного шума, зависла на Ките и Реквиеме. Ну еще День за днем, пожалуй. Долго мотала кругами, тупо перемещая тело по улицам. Было не то что лень, но не хотелось прерывать это размеренное движение, чтобы присесть, поесть и тп. Всюду текли о-задаченные лица, и так они будут течь и после, после. Какой сгусток вовлеченности посреди пустыни.
А я устала от прошлого, но сегодня кутаюсь в него, сегодня особенно холодно.
_____
Как улиц ущелья глубоки!
Как сдвинулись стены тесней!
Во мгле - потускневшие строки
Бегущих за дымкой огней.

Огни наливаются кровью,
Мигают, как чьи-то глаза!..
...Я замкнут здесь... С злобой, с любовью.
Ушли навсегда небеса

---

картинка, фигня

мы с Сандрой вечером стршного дня 5 лет назад







тот самый номер, где Черный пес Петербург

---

еще кусок из Газданова

Утром следующего дня мы выехали на автомобиле из Парижа, и в

течение целой недели, без определенного назначения, мы путешествовали на

расстоянии ста или ста пятидесяти километров от города. Однажды, когда

неожиданно оказалось, что в резервуаре больше не оставалось бензина, мы

вынуждены были ночевать в лесу, в автомобиле. Была гроза с сильным дождем, и

при свете молнии я видел, сквозь забрызганные стекла машины, деревья,

обступавшие нас со всех сторон. Елена Николаевна спала, скорчившись на

сиденье и положив мне на колени свою теплую и тяжелую голову. Я сидел и

курил; и когда я опускал на секунду оконное стекло, чтобы стряхнуть пепел с

папиросы, в мои уши врывался трепещущий звук бесчисленных капель по листьям;

пахло землей и мокрыми стволами деревьев. Где-то недалеко с влажным хрустом

ломались маленькие ветки, потом дождь стихал на минуту, затем снова блестела

молния, гремел гром и опять струи воды с прежней силой начинали стучать по

крыше автомобиля. Я боялся двинуться, чтобы не разбудить Елену Николаевну,

мои глаза слипались, и голова откидывалась назад, и я думал, засыпая и

тотчас же просыпаясь, о многих вещах одновременно и прежде всего о том, что

как бы ни сложилась в дальнейшем моя жизнь и какие бы события ни случились,

я запомню навсегда эту ночь, голову женщины на моих коленях, этот дождь и то

состояние полусонного счастья, которое я ощущал тогда. По давней привычке

задерживать каждое мое чувство и стараться его понять я все искал, откуда и

почему я так давно и так слепо знал, что однажды я испытаю это счастье и что

в нем даже не будет ничего неожиданного, точно это законная, естественная

вещь, которая всегда была мне суждена. И тогда же мне пришла мысль, что если

бы я захотел понять это все и найти где-то в далеком пространстве ту

воображаемую минуту, с которой это началось, если бы я захотел выяснить до

конца, как это произошло, и почему это стало возможно, и как теперь я

оказался летом, в лесу, ночью, под дождем с женщиной, о существовании

которой я ничего не знал еще несколько месяцев тому назад и вне которой,

однако, сейчас я не мог бы представить себе свою жизнь, мне нужно было бы

потратить годы труда и утомительных усилий памяти, и я мог бы написать об

этом, наверное, несколько книг. Этот ровный шум дождя, это ощущение головы,

лежавшей на моих коленях, - и мои мускулы уже начали привыкать к отпечатку

этой круглой и нежной тяжести, которую они испытывали, - это лицо, на

которое я смотрел в темноте, точно наклоняясь над своей собственной судьбой,

и это незабываемое ощущение блаженной полноты, - как, в конце концов, это

было возможно? За свою жизнь я видел столько трагического или

отвратительного, я столько раз видел измену, трусость, отступничество,

алчность, глупость и преступление, я был настолько отравлен всем этим, что,

казалось, я не был уже способен почувствовать нечто, в чем было бы хотя бы

отдаленное отражение хотя бы кратковременного совершенства. В эти часы я был

далек от сомнений, которые обычно меня не покидали, от неизменного ощущения

печали, от насмешки, - в общем, от того, что составляло сущность моего

постоянного отношения ко всему, что со мной происходило. Мне казалось, если

бы не было того, что было теперь, то жизнь моя была бы прожита даром, и это

всегда будет так, что бы ни случилось потом.

---

себе \ балуюсь

Bessie Smith
Billie Holliday
Ella Fitzgerald
Sarah Vaughan
Doris Day
Anita O'Day
Julie London
Dinah Washington

---

Макушка снова со мной, отмытый от кокоса (почему-то это было основной сенсацией) и пока вполне рабочий. Не верю пальцам своим!

---

Главное - заставлять людей смеяться, - рассуждал я, - и тогда им не
особенно бросится в глаза мое пребывание вне того, что они называют
"жизнью"; во всяком случае, мне не следует становиться бельмом в их глазах;
я - ничто, я - воздух, небо.

Очнулась ото сна на середине, Дадзай сегодня мое снотворное. А надо "Джаз" досматривать.