"Подобно достопочтенному, замшелобородому Дэниелю Буну, он не желает терпеть подле себя никого, кроме одной Природы, её берёт он себе в жёны среди пустынных вод, и она оказывается для него лучшей из жён, хоть и хранит от него немало своих хмурых тайн."
"Он конченный человек, так как он не способен на ошибки в искусстве"
"Посмотри: встает цунами Над скорлупками квартир. Так, разделываясь с нами, красота спасает мир."
тренВчерашняя бессонная ночь неожиданно сказалась на новом уровне концентрации на работе мышц: приперлась в зал с красными глазами, отекшая от бесконтрольного поедания пищи (недосып провоцирует переедание, лептин "дремлет" ), потому что куда-то надо было себя приложить, плюс - опять-таки, в экспериментальных целях. Отсутствие энергии поспособствовало направлению имеющегося ее остатка в нужном направлении, удалось, наконец, нащупать нужную связь в паре слабых мест. Подскочившие на мое хриплое "попала!" тренера подтвердили мою догадку.
"Uncut" пишет: "Решение уйти из одной из ведущих групп мира в момент ее взлета можно смело назвать "карьерным самоубийством". Но вскоре стало ясно, что именно так и жил Джин Кларк - между редкими вспышками вдохновения и безумным само-саботажем. Иногда он был сфокусированным и грациозным - одним из лучших авторов своего поколения и практически отцом-основателем кантри-рока. А иногда он бывал парализован пьянством и фармакопеей, которые, в итоге, его и убили". Люди, игравшие с ним свидетельствуют: "Я никогда не забуду того, как гений и безумие сосуществуют в одном человеке: этим человеком был Джин Кларк. Он на самом деле до смерти боялся стать сольным артистом. Его "эго" требовало, чтобы он выступал сам по себе, но внутри он был полон сомнений".
Gene Clark - Gypsy Rider _____________ Ну и житуха пошла. ..) А я устала и счастлива. Люди, я люблю вас. Вы знаете, кому я. Все те, кто был и есть рядом во время всех этих историй. И те, что появились совсем недавно, но продолжают...удивлять. Какое-то жуткое везение на людей. Только не знаю, как расплачусь с ними, когда и как... Но мне теперь, наверное, совсем мало что страшно. Это крутейший опыт. Захотелось на ручки, шебуршиться.
Мы с тобою лишь два отголоска: Ты затихнул, и я замолчу. Мы когда-то с покорностью воска Отдались роковому лучу. Это чувство сладчайшим недугом Наши души терзало и жгло. Оттого тебя чувствовать другом Мне порою до слез тяжело. Станет горечь улыбкою скоро, И усталостью станет печаль. Жаль не слова, поверь, и не взора, Только тайны утраченной жаль! От тебя, утомленный анатом, Я познала сладчайшее зло. Оттого тебя чувствовать братом Мне порою до слез тяжело.
В июле 2015 года в жизни Ника Кэйва случилась трагедия: его 15-летний сын упал в Брайтоне со скалы и разбился насмерть. К этому времени Кэйв уже написал большую часть песен для нового, 16, альбома своей группы Bad Seeds - и альбом оказался записан в тени этой трагедии. В документальном фильме "Еще раз, только с чувством", приуроченном к выпуску альбома, Кэйв наотрез отказывается думать, что смерть сына могла оказаться в песнях (что естественно, а то было бы совсем страшно), но слушающие этот альбом не могут стряхнусь с себя ощущение, что в песнях сквозит предощущение трагедии. Газета Times пишет: "Ник Кэйв и Bad Seeds создали новый жанр музыки - что-то среднее между современной классической, киномузыкой и атмоферным поп-роком".
Молодому человеку, ехавшему сегодня со мной в одном вагоне метро, хочу отправить букет всяких разных положительных импульсов, хотя это не его заслуга - такие черты лица, но он так похож на О., что я перевозбудилась и хотела, чтобы мы подольше не приезжали на станцию. ))
Не знаю — почему, но во мне есть нечто такое, что позволяет окружающим учить меня жить. Всем кажется, что без надлежащего руководства я просто пропаду. Виною тут моя привычка сомневаться в себе, а также в некоторых истинах, которые считаются непогрешимыми. Однако сомнение и несамостоятельность — разные вещи. И я не понимаю, по какому праву меня все время поучают.
— Иосиф — страшный человек. Я его знаю, как облупленного. Я благодарю Бога, — несколько патетически воскликнула Регина, — что он не дал ему таланта. У него только ум. Но это страшный ум. _____________ — Вам, конечно, наплевать на мнение технаря. Но вот простой вопрос: зачем все это? Зачем нам ваши сны, книги, картины, фильмы, если они мешают жить? Сами мучаетесь — так не мучайте других! — выкрикнул он, внезапно останавливаясь. — Я честно работаю и зарабатываю свои деньги. Я полезен обществу, да-да! Как я провожу досуг — это мое личное дело. Я должен отдыхать, набираться положительных эмоций, чтобы каждый день работать. Вкалывать!.. И тут являетесь вы и начинаете пробуждать во мне совесть. А я, между прочим, ни в чем не виноват!
Мы перешли в его комнату. Там было просторнее.
— Вы присвоили себе право говорить от имени господа Бога. Вы упрекаете других в том, что они мало думают о душе. А у нас нет времени! Просто элементарно нет времени. Нам нужно работать и отдыхать. Вы же маетесь дурью, но вместо того, чтобы честно идти и разгружать вагоны или подметать улицы — на большее вы не способны! — начинаете кричать на всех углах о падении нравов, бесхозяйственности и вырождении. Вы окружили свою деятельность таинственной сетью оговорок и недомолвок. То вам не пишется, то вам не спится! А мы должны каждое утро — заметь, каждое! — идти на работу, где никто не интересуется, работается ли нам сегодня. Почему?
— Я не хочу вас зачеркивать, но будьте скромнее. Ради Бога, чуть-чуть скромнее! Не считайте нас чернью. Еще Пушкин!.. «В разврате каменейте смело, не оживит вас лиры глас!» Ах-ах-ах!.. А сам?.. Ваша тоскующая лира, ваша так называемая любовь в тысячу раз лживей моего невинного хобби. — Он с грохотом выдернул ящик из своей коллекции и высыпал содержимое на ковер. Пакеты заскользили один по другому, приятно шурша. Он указал на эту кучу широким жестом и продолжал: — Ни одна из них не чувствовала себя оскорбленной или обманутой! Ни одна! Потому что я не обещал вечную любовь, как это принято у вас, чтобы через две недели разочароваться и сбежать. Я давал то, что мог, и брал, что давали. Поверь, все они довольны! Все! — И он пнул ногой шевелящуюся кучу пакетов.
— А ведь вы могли быть действительно полезны. Ну скажи: чего ты добился своим дурацким сном? Испортил мне настроение, только и всего! И каждый раз, когда кто-нибудь из вашей компании тычет мне в нос смертью, одиночеством, старостью, болезнями, угрызениями совести, — у меня лишь портится настроение. Ненадолго, конечно, потому что надо работать! А старость, смерть и одиночество остаются себе, как были, в целости и сохранности. Тогда зачем этот мазохизм?.. Не лучше ли способствовать нашему отдыху, развлекать нас, расширять наш кругозор, давать недостающие и приятные ощущения? Тебе не будет цены! Хочешь жить, как король? С твоим даром ты можешь устроиться так, что любой мясник тебе позавидует. Любой официант, любой парикмахер! Я сейчас могу дать тебе телефоны людей, которых по ночам мучают кошмары. Играй им колыбельные — и ты будешь как сыр в масле кататься!
— Ты думаешь, что от тебя останется больше, чем это? — Он сгреб пакеты с ковра и подбросил их в воздух. Они снова упали. — От тебя и этого не останется! Так, какой-то мираж, воспоминание, несколько удачных снов. То ли дождик, то ли снег, то ли было, то ли нет…
А одинок ты будешь в старости не меньше меня. Я хоть почитаю этикеточки да вспомню каждую, все прелести. Вон их сколько! До смерти хватит, слышишь?! — крикнул он.
Петров был уверен, что человек гадок и подл, одинок и жалок. Он ни для кого не делал исключения — даже для себя. Он гордился тем, что сознавал это. Осознание возвышало его над идиотами и давало право говорить все, что он думает о человечестве.
Человечество в чем-то провинилось перед Петровым.
Я вспомнил картину Брейгеля, о которой мы спорили с Петровым. Что же в ней — издевка или сострадание? Кем ощущал себя художник, когда писал эту картину? Жестоким наблюдателем или одним из слепцов, терпящих бедствие?
Если он — один из них, то который из шести?
Первый ли — опрокинувшийся навзничь в реку с крутого берега; второй — потерявший вдруг опору, с выражением ужаса на лице делающий последний шаг в пропасть; третий — с широко открытыми слепыми глазами, испытывающий мгновенное внутреннее прозрение; четвертый — смутно почуявший беду; пятый — спокойный и сосредоточенный; шестой — блаженный и безмятежный?
Он — в каждом из них, вот в чем дело. Поэтому картина рождает не усмешку, а боль. Я не думаю, что Брейгель хотел показать их слепоту — физическую и духовную, — их «идиотизм», по выражению Петрова. Для этого он был слишком большим художником. Он был слишком великим художником, чтобы просто презирать человека. Это дело самое простое. Сострадание, любовь — только не презрение.
Все это я хотел сказать Петрову. Но, как всегда, слова приходят после спора.
«Жить проще — лучше всего. Голову не ломай. Молись Богу. Господь всё устроит, только живи проще. Не мучь себя, обдумывая, как и что сделать. Пусть будет – как случится, — это и есть жить проще».
Вскоре моими способностями заинтересовались всерьез. Мне посоветовали сходить к психиатру, но обследование ничего не дало. Выяснилось, что я сугубо нормален. Врач был несколько разочарован, да и я тоже. Откровенно говоря, мне хотелось бы иметь хоть какой-нибудь сдвиг, говорящий о моей исключительности. Но все тесты подтвердили мою полную заурядность. Меня просили быстро назвать фрукт, и я говорил: «яблоко»; поэта — и я говорил: «Пушкин»; город — и я говорил: «Москва». Знаю, что многие на моем месте попытались бы схитрить и придумать нечто нетривиальное. Но я старался быть честным.
В завершение сеансов обследования я приснился психиатру в виде полноценного психа. Он совершенно обалдел.
— Видите, ведь получается, получается! — говорил он наутро. — Вы выглядели типичным параноиком. Значит, что-то есть!
Дальневосточный трепанг (лат. Apostichopus japonicus) — вид иглокожих из класса голотурий. Тело вытянутое в сечении, почти трапециевидное, несколько сплющенное, особенно в нижней части. Достигает длины 43 см, ширины 9 см и массы 1,5 кг. _________ Слушала Аэростат и веселилась. Но. Борис Борисыч, как Вы смогли слушать последних Cotton Mather? Я не смогла.
ерундятинаС Л. вошли в фазу антагонизма, кто кого переумничает. Уже на полном серьезе злюсь и досадую. "Да, это всем неприятно - когда их исправляют" - "Я люблю, очень люблю и всегда хочу, чтобы меня исправляли. Но не ученики, коими мы с тобой пока являемся!". Хоть одно упражнение покажи чисто сперва.
- Все же это упражнение максимально прорабатывает з.дельту. - Почему? - Ну как...Потому что это упражнение на заднюю дельту, я видел. - Оно задействует то, что в нем задействуешь. Можно в упражнении на задницу максимально проработать шею, умеючи-то! Топчется, досадует, но не сдается: - И все же, это упражнение на заднюю дельту, я видел. Она тут хорошо чувствуется. Хватает канатик, начинает демонстрировать, ссутулившись и задрав плечевой пояс. Верх трапециевидной победоносным флагом торчал ввысь. "О! Прямо налилась!". Ухожу в другой конец зала, прошу не мешать и не отвлекать.
- Вот парень сколько навесил, сейчас приседать будет!
- Я ж тебе говорила, меня совсем не заводят цифры
- Он явно хочет увеличить силовые способности
- Он-то явно хочет. Сейчас поглядим, что он по факту увеличивает.
Смотрю украдкой. Да, приседает. Пока ресурсы в организме явно есть, чтобы делать настолько неправильно и с таким весом. И безмерно собой горд.
Вот почему на мозги блинов не навесишь?..)
Я бы себе накинула парочку.
Топчу степпер, опять показывается рядом. Явно принес умную мысль: - А между прочим зря ты сделала, что выпила протеин. Ведь вспомни, что у нас начинает запускаться, как только будет исчерпан весь гликоген? Лицо ликует, явно уверен, что уел! Продолжает тоном отличника: - Начинают гореть жиры! А ты выпила протеин - и делаешь кардио зря! Устало поворачиваюсь: - Все процессы в организме идут постоянно, просто с разной скоростью…Если уж на то пошло, то жиры у меня, как ты выражаешься, начали интенсивно гореть через 20 минут после начала моего пешего пути от МЦК сюда. И все это время в каком-то объеме продолжали окисляться. Процесс снизит обороты только при скачке инсулина, чего пока никак не могло быть..
Начинаются сообщения. "..- Мне бы в театр выбраться…Сто лет там не был - Что, в любой? - Есть предложения? - Нет, рекомендовать не люблю - Была мысль тебя пригласить - Не вздумай!"
«В чём секрет успешного брака?» Очень просто всё. Понимаете, я за очень долгую жизнь уже (страшно сказать, мне в этом году будет 48 лет) не встретил человека лучше, чем Лукьянова. Встречал я людей ближе мне, больше на меня похожих, людей, может быть, в чём-то даже более мне интересных, но никогда я не встречал человека лучше.
Ворочаюсь меж "интересно" и "хороший", но не дается даже на язык. Однако снова меня терзает порыв написать одно письмо.
Это был Каменный остров. Тут меня поразило и то, что «остров», и то, что «каменный». Впереди и сзади были мосты. По ним громыхали трамваи. В каждом из них был маленький кусочек жизни. Жизнь, нарезанная на кусочки, катила мимо меня в трамваях. Между ними и вокруг была пустота, здесь ничего не происходило. И я был в этой пустоте.
Это был каменный остров, середина жизни.
Ну, конечно, это я сейчас так красиво и образно думаю. Тогда я просто испугался. Я понял, что никакая сила не заставит меня перейти любой из мостов. Сейчас мне странно об этом вспоминать. В самом деле — какая опасность может таиться в прогулке по мосту? Я не могу точно объяснить — чего я боялся. Во всяком случае, не того, что мост внезапно обрушится подо мною. Я боялся самого процесса перехода, ибо он вдруг представился мне чрезвычайно длительным, если не сказать — бесконечным. Пугала протяженность моста во времени, огромный и бессмысленный переход из одного состояния в другое, а вернее — казавшаяся мне неизбежной потеря себя на мосту, последствия чего были непредсказуемы.
Я почти побежал по аллее вглубь острова, не замечая людей. Мысли путались, как моток проволоки. Я вытягивал какую-нибудь одну, но за нею, сцепившись узлами и петлями, лезли все остальные. Ни одного конца было не найти. Я тяжело дышал, шагая вдоль высокого каменного забора, за которым глухо лаяла собака. Наконец мне удалось найти кончик мысли. Я пошел медленнее, осторожно распутывая клубок.
Вечером я оказался в каком-то глухом переулке, остановился, прислонился к стене и закурил сигарету. И именно в этот момент из растворенного окна близлежащего дома заиграла волшебная музыка - старое грустное танго. Что-то острое защемило внутри и подлое чувство сострадания к самому себе охватило меня целиком. Я опустился на корточки, закрылся руками и начал долго смеяться скрипучим жутким смехом.
Из соседнего подъезда с огромной авоськой в руках выскакивал рыжий мужчина. Ему вдогонку, едва не вываливаясь из окна кричала женщина: "Не забудь огурцы!"
Снег! Я снова вспоминаю о джазе. А то плеер в дэнс и даб-звуках. Фредди Коул - младший брат Ната, вот отчего голоса так похожи.
Я сразу и не могу сказать о чем фильм… он для меня о многом… о многом задумываешься после его просмотра: о себе, о любви, об отношениях, о жизни — обо все этом вместе и в тоже время по отдельности.
После фильма вы обязательно задумаетесь и, может быть, поплачете)
Если посмотреть этот фильм только один раз, то можно многое не заметить, потому что в нем есть смысловая глубина, необходимая для постижения, на которую погружаешься только раз за разом. На мой взгляд, она мало доступна для первого просмотра, когда доминирующим чувством выступает интерес к сюжету, из-за которого поначалу многое в этом фильме ускользает из внимания … Сюжет не сложен, поэтому без «погружения» фильм может показаться скучным и местами занудливым… и недопонятым.
Вот как-то примерно так выглядят попытки одного товарища вести со мной "беседы о жизни". И разбиваются о скалы моего черного анатомического недоумия-недоюмора..))) ____ Одна сцена где-то что-то сковырнула, я даже "отвалилась" от сигнала, пришлось остановить кино. И затем снова восстанавливать подключение.